Литераторы державного масштаба
В России празднование общегосударственных юбилеев приобрело впечатляющий размах в последние десятилетия империи, в эпоху Николая II. Именно тогда были проведены массовые торжества по случаю 200-летия Санкт-Петербурга и победы в Полтавской битве, 100-летия Отечественной войны 1812 г., а самым главным стало в 1913-м 300-летие царствующей династии Романовых1.
Здание Большого театра, украшенное к юбилею поэта. 1937 г.
Помимо войн, битв и династий, европейская и российская праздничная культура включала в себя и юбилеи литературных классиков. В XIX веке чтение художественных произведений стало массовым явлением, литература была важнейшим школьным предметом, миллионы образованных людей смотрели на мир глазами любимых литературных героев. Именно тогда приобрела мировое значение и русская литература. Власти Российской империи на государственном уровне чествовали двух великих русских писателей — Пушкина и Гоголя.
В 1899 г. впервые широко праздновалось столетие со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. Эти торжества получили всеобщий отклик и широко освещались в печати. В прессе были опубликованы следующие предложения: выкупить у потомков сохранившуюся личную библиотеку поэта, создать словарь пушкинского литературного языка, выпустить «пушкинское лото» (настольную игру на тексты произведений), соорудить памятники поэту, а на месте дуэли классика с Дантесом поставить памятную часовню с неугасаемой лампадой.
Темы
Маугли , Багира и волчья стая в шкуре Шер-Хана . Иллюстрация WH Drake. Издание первое, 1894 г.
Отказ от детей и воспитание
Критики, такие как Гарри Рикеттс , заметили, что Киплинг неоднократно возвращается к теме брошенного и принятого на воспитание ребенка, вспоминая свое собственное детское чувство брошенности. По его мнению, враг, Шер Хан, представляет собой «злого потенциального приемного родителя», которого Маугли в конце концов перехитрил и уничтожил, точно так же, как Киплингу, мальчику, пришлось столкнуться с миссис Холлоуэй вместо своих родителей. Рикеттс пишет, что в «Братьях Маугли» герой вначале теряет своих человеческих родителей, а в конце — волков-воспитателей; и Маугли снова отвергается в конце «Тигра! Тигра!», но каждый раз компенсируется «очередью потенциальных приемных родителей», включая волков, Балу, Багиру и Каа. По мнению Рикеттса, власть Маугли над всеми этими персонажами, которые соревнуются за его любовь, является частью привлекательности книги для детей. Историк Индии Филип Мейсон также подчеркивает миф о Маугли, где воспитанный герой, «странный человек среди волков и людей», в конце концов одерживает победу над своими врагами. Мейсон отмечает, что и Рикки-Тикки-Тави, и Белая печать делают примерно то же самое.
Закон и свобода
Писательница Марганита Ласки утверждала, что цель рассказов не в том, чтобы научить животных, а в том, чтобы создать человеческие архетипы через персонажей-животных с уроками уважения к авторитету. Она отметила , что Киплинг был другом основателя движения скаутов , Роберт Баден-Пауэлл , который на основе младшего разведчика «волчата» на истории, и что Киплинг восхищался движение. Рикеттс писал, что Киплинг был одержим правилами, эта тема проходит через все рассказы и явно названа «законом джунглей». Частично это, как предположил Рикеттс, был евангелизм миссис Холлоуэй, соответствующим образом преобразованный. Правила требовали послушания и «знания своего места», но также обеспечивали социальные отношения и «свободу перемещения между разными мирами». Сандра Кемп заметила, что закон может быть сильно кодифицирован, но что энергии также беззаконны, воплощая ту часть человеческой натуры, которая «плавающая, безответственная и эгоцентричная». Между двумя мирами — деревней и джунглями — существует двойственность, но Маугли, как и летучая мышь Манг, может путешествовать между ними.
Писатель и критик Ангус Уилсон отмечал, что закон джунглей Киплинга «далек от дарвиновского », поскольку нападения на водоем не разрешались даже во время засухи. По мнению Уилсона, популярность рассказов о Маугли, таким образом, носит не литературный, а моральный характер : животные могут легко следовать закону, но у Маугли есть человеческие радости и печали и бремя принятия решений. Биограф Киплинга Чарльз Кэррингтон утверждал, что «басни» о Маугли напрямую иллюстрируют истину, как это делают успешные басни, через характер самого Маугли; через его «добрых наставников» Багиру и Балу; из-за неоднократного провала «хулигана» Шерхана; через бесконечные, но бесполезные разговоры о Бандар-логе; и через закон, который делает джунгли «единым целым», позволяя братьям Маугли жить как «свободный народ».
Академик Ян Монтефиоре прокомментировал баланс закона и свободы в книге: «Вам не нужно ссылаться на Жаклин Роуз на мечту взрослого о невиновности ребенка или на теорию детской литературы Перри Нодельмана, колонизирующую умы читателей двойной фантазией о невиновности ребенка. ребенка как благородного дикаря и зародыша хорошего гражданина, чтобы увидеть, что Книги джунглей … дают своим читателям альтернативный опыт приключений как свободы и как служение справедливому государству «.
«Жертва николаевского режима»
После крушения империи большинство ее государственных традиций было упразднено как «старорежимное наследие». Пришедшие к власти большевики поначалу предпочитали чествовать исключительно революционеров и «борцов за свободу». Радикальные пролетарские писатели предлагали сбросить Пушкина и других классиков русской литературы «с парохода современности». Но с начала 1930-х гг. власти стали проводить литературную и историческую политику, направленную на преемственность традиций. Классикам русской литературы нашлось достойное место на пароходе сталинской современности. Именно с этого времени круглые даты самых выдающихся писателей стали, как и до революции, отмечаться в масштабах всей страны.
Докладная записка председателя Комитета по делам искусств при Совете министров СССР в ЦК ВКП(б) о мероприятиях в связи со 150-летием со дня рождения А.С. Пушкина.
При этом о стандартах советской идеологии никогда не забывали. В 1937 г. в СССР отмечали скорбную дату — столетие со дня гибели Пушкина. В Советском Союзе эти юбилейные мероприятия стали первым послереволюционным чествованием писателя. Идея торжеств зародилась в 1933 г., ее проводником стал известный большевик Л.Б. Каменев, который в то время возглавлял крупное издательство «Academia» института литературы в Москве. В своей докладной записке он написал: «Партия и правительство могут и должны взять в свои руки проведение этих поминок: это диктуется и значением Пушкина как основоположника новой русской литературы и непревзойденного за сто лет поэта, и задачами советской власти, как руководительницы культурной революции». Многие предложения Каменева в 1937 г. были реализованы, сам же он был годом раньше расстрелян как враг народа.
К столетию со дня кончины Пушкин на официальном уровне стал трактоваться прежде всего как «жертва николаевского режима». Исторической действительности это совершенно не соответствовало, но в своей речи на торжественном заседании в Большом театре нарком просвещения РСФСР А.С. Бубнов2 заявлял: «… в николаевской России был затравлен один из великих умов русского народа. Пушкин наш! Только в стране социалистической культуры окружено горячей любовью имя великого поэта, только в нашей стране творчество Пушкина стало всенародным достоянием…».
В юбилейной статье в газете «Правда» в 1937 г. таким вот образом прошлись по Дантесу: «Прошло сто лет с тех пор, как рукой иноземного аристократического прохвоста, наемника царизма, был застрелен величайший русский поэт Александр Сергеевич Пушкин»3. Пушкинское же творчество поэта рассматривалось в идейных установках 1937 г. исключительно как антикрепостническое.
Г.М. Маленков (1901-1988).
С санкции товарища Маленкова
О послевоенных юбилейных датах Пушкина и Гоголя в РГАСПИ сохранились знаковые для эпохи документы, часть которых публикуется ниже
Обращает на себя внимание, что ни одно существенное юбилейное мероприятие не могло пройти без санкции ЦК ВКП(б) и лично курировавшего эти вопросы Г.М. Маленкова (док
1-2, 4-5) или же К.Е. Ворошилова как тогдашнего заместителя председателя Совета министров СССР (док. 3).
Демонстрация трудящихся в день юбилея Пушкина. Ленинград. 1937 г.
Следующий пушкинский юбилей, 150-летие со дня рождения, отмечался в 1949 г. В это празднование власть вкладывала новые политические смыслы. Юбилейный номер газеты «Правда» от 6 июня 1949 г. давал миллионам читателей новое ощущение праздника. Номер начинался с передовой статьи «Слава и гордость великого русского народа»: «Эта юбилейная дата превратилась в подлинно всенародный праздник. Пушкина знают и любят во всех уголках советской земли. Имя Пушкина великий вождь трудящихся товарищ Сталин назвал в ряду имен самых выдающихся сынов великой русской нации — имен, составляющих славу нашего народа, его патриотическую гордость».
В статье отмечалась преемственность культуры русской, дореволюционной и советской: «Мы, советские люди, — преемники и наследники всего лучшего, всего прогрессивного, чем прославилась наша Родина в прошлом. Мы не растеряли этого наследства, а приумножили его во много крат. Наша социалистическая культура — самая передовая культура в мире, и мы по праву гордимся тем, что наша страна стала светочем мировой цивилизации, знаменосцем самых передовых идей»4.
Пушкинская годовщина 1949 г. стала, по сути, праздником интернациональным. На торжественном митинге и возложении цветов выступали литераторы из социалистических стран, которых пригласили в Москву с санкции Маленкова с оплатой всех расходов по поездке (док. 2). Так, чешский писатель Ян Дрда5 в своей речи заявил: «Я счастлив, что могу от имени народов Чехословакии почтить вместе с вами память бессмертного гения Пушкина».
Ярко выступили и представители советских народов. Известный украинский поэт Павло Тычина6 не жалел восторженных выражений: «Пушкин принадлежит всем народам нашей страны, ибо в нем видят они олицетворение могучего духа русского народа. Великий русский поэт гениально предвидел братское единение народов. Пушкин знал и любил Украину. В свою очередь, передовые люди украинского народа всегда с душевной благодарностью обращались к Пушкину, к его творчеству. Еще при жизни Пушкина его произведения начали переводить на украинский язык. Ими восторгались, благоговея перед поэтом, Тарас Шевченко и Павло Грабовский7, Иван Франко и Панас Мирный8, Леся Украинка…».
Сегодня, в эпоху «отмены» русской культуры и украинских «пушкинопадов», эти слова звучат особенно значимо, как и инициативы руководства УССР об увековечении памяти поэта (док. 3).
Прием
Саян Мукерджи, пишущий для Book Review Circle, называет Книгу джунглей «Одной из самых приятных книг моего детства и даже во взрослом возрасте, очень информативной в отношении взглядов британцев на свое« коренное население »».
В 2001 году академик Джопи Найман утверждал, что книга является частью построения « колониальной английской национальной идентичности» в рамках « имперского проекта » Киплинга . По мнению Наймана, нация, раса и класс обозначены в историях, что способствует «представлению об англичанах как о месте силы и расового превосходства ». Найман предположил, что обезьяны и змеи в « Книге джунглей» представляют «колониальных животных» и «расовых Других» в индийских джунглях, тогда как Белая печать продвигает «истинно английские идентичности в националистической аллегории» этой истории.
Свати Сингх в своей « Тайной истории книги джунглей» отмечает, что тон подобен тону индийского фольклора, похожему на басню, и что критики предполагают, что Киплинг, возможно, слышал подобные истории от своего индуистского носителя и его португальской аята (няни). ) в детстве в Индии. Сингх также отмечает, что Киплинг соединил «магию и фантазию» в рассказах своей дочери Жозефины, и что даже критики, читающие Киплинга в поисках признаков империализма, не могли не восхищаться силой его повествования.
Книга джунглей стала использоваться в качестве мотивационной книги Детёныш-скаутов , младшего звена скаутского движения. Такое использование вселенной книги было одобрено Киплингом по просьбе Роберта Баден-Пауэлла , основателя скаутского движения, который первоначально попросил у автора разрешения на использование Игры памяти у Кима в его схеме для развития морального духа и фитнес рабочей молодежи в городах. Акела , главный волк в «Книге джунглей» , стал ведущей фигурой в движении; это имя традиционно носит каждой стаи Детенышей Скаутов .
О чём говорят звери: чудо закона
Сказка приучила нас к
мысли, что чудо противоположно природному
закону. В “Книге Джунглей” всё наоборот:
единственное чудо здесь — сам природный закон.
В чём же состоит это чудо?
По мифу, рассказанному слоном Хатхи, источником
закона является зло. После того, как Первый Тигр
совершил первое убийство, звери в джунглях
познали сначала Смерть, а затем Позор.
Как повели себя звери, впервые познав Смерть?
Они растерялись: “Мы потеряли разум от запаха
крови, как теряем его и теперь. Мы метались и
кружились по джунглям, скакали, кричали и мотали
головой”. В чём проявился их первый Позор? Тоже в
растерянности: “одна глупая болтовня и слова без
смысла”. Всё это можно назвать одним древним и
страшным словом — “хаос”.
По мифу Хатхи, закон дан Первым Слоном — чтобы
противостоять хаосу.
Страх, Голод и Стремление к Продолжению Рода
(Голос Нутра) делают этот закон Законом. По
крайней мере, о Страхе и о Голоде мы привыкли
говорить: “Это плохо”. Даже в Голосе Нутра для
Киплинга есть что-то безумное, что-то от Голода и
Страха. Когда эта Сила впервые настигает Маугли,
он испытывает сначала недовольство: “Отяжелело
Нутро моё”. А затем и вовсе чувствует себя
несчастным: “На сердце у меня тяжело. Меня
бросает то в жар, то в холод”. Он горюет: “Джунгли
сошли с ума”.
Значит, основанием, началом закона является
что-то плохое — то, что кажется злом. Значит,
отдельные законы возникают как следствия
изначального зла.
Вопрос
Голод заставляет хищного зверя убивать и
пожирать своих жертв. А Страх запрещает: убивать
можно не всякого, не везде и не всегда. А Голос
Нутра уравновешивает убийство новой жизнью:
убивать надо не столько для себя, сколько для
самки и детёнышей.
Голод, Страх и Голос Нутра разделяют и
объединяют зверей. По легенде Хатхи, в ночь после
воцарения Страха “каждое племя легло отдельно —
свиньи со свиньями и лани с оленями: рога с
рогами, копыта с копытами. Свои залегли со своими
и дрожали от страха всю ночь”.
Разделяясь на стаи, звери объединяются внутри
стаи. И как только образуется стая, тогда уже
закон стаи становится превыше всего: “В Волке
едином — могущество Стаи, вкупе со Стаей
всесилен и он”.
Стая превыше Голода:
Стая превыше Страха: волки принимают бой с
дикими собаками уже не за свою жизнь, а за честь
стаи.
Всё в волчьей жизни упорядочено законом —
каждый шаг, каждый вздох волка, от самого важного
до мелочей. Всё учтено законом, всему в нём
положена мера — запрету и свободе, обязанности и
праву
Задача каждого волка — выжить. Выжить, чтобы
дать жизнь волчатам. Дать жизнь волчатам, чтобы
продолжить свой род. Продолжить свой род, чтобы
сохранился вид в целом — всё племя волков.
Значит, дело каждого волка — сделать всё для
сохранения стаи и всего племени волков. А задача
всей стаи — сохранить отдельного волка. Так из
плохого — Страха и Голода — выходит нечто
совершенное — стая и волк в стае.
И вот что получается в “Книге Джунглей”: с тех
пор как пришла Смерть, с тех пор как воцарились
две злые и одна безумная силы, Джунгли стали
гораздо величественнее и прекраснее, чем в
райские времена.
И всё же звери не смогут ничему научить
человека, если они будут только зверями. Киплинг
всячески подчёркивает звериное в зверях, но в
какой-то мере и очеловечивает их. В той мере,
какая необходима ему для поучительной игры в миф.
У Киплинга звери говорят о справедливости, чести
и свободе.
Киплинг продолжает свою игру в “А что если?”.
А что если бы животные владели словом? Как бы
они относились к слову?
Писатель решает: так же, как относятся к слову
герои мифов и сказок. Так он создаёт игровой миф о
Слове Зверя. Согласно этому мифу, если бы
животные владели словом, они бы не тратили слов
попусту. Слово у них имело бы силу закона — как у
древнего человека.
Цитата
Нельзя нарушить Слово, нельзя нарушить клятву.
Поэтому звери в “Книге Джунглей” клянутся самым
важным для них: Багира — замком, выпустившим её
из клетки, волчиха — детёнышами, волк-Маугли —
быком, заплаченным за его право жить в стае.
Все слова джунглей в итоге сводятся к одному —
Владычному Слову Джунглей. Недаром медведь Балу
учил Маугли этому кличу: “Мы одной крови, вы и я”.
Именно это слово обеспечивает покровительство
джунглей. Только выучив его на многих звериных
наречиях, Маугли становится в джунглях сначала
братом, а затем хозяином. В чём же сила этого
слова?
Оно напоминает, что джунгли — единый мир. Оно
напоминает о чуде закона, который объединяет
поедающих и поедаемых, всех одержимых Страхом и
Голодом в единое гармоническое целое. О том, что у
джунглей есть одна цель, один смысл на всех —
противостоять хаосу.
Книга
Описание
Рассказы в книге (а также рассказы во Второй книге джунглей , вышедшей в 1895 году и включающей еще пять историй о Маугли) являются баснями , в которых животные используются в антропоморфной манере, чтобы преподавать моральные уроки. Например, стихи «Закона джунглей» устанавливают правила безопасности отдельных людей, семей и сообществ. Киплинг вложил в них почти все, что знал, «слышал или мечтал об индийских джунглях». Другие читатели интерпретировали произведение как аллегории политики и общества того времени.
Происхождение
Места в Индии, названные Киплингом в версиях рассказов
Истории в Книге джунглей были частично вдохновлены древними индийскими баснями, такими как сказки Панчатантра и Джатака . Например, в пятой книге Панчатантры можно найти более старую версию рассказа Киплинга « Рикки-Тикки-Тави », наполненную моральными принципами, мангустами и змеями . В письме американскому писателю Эдварду Эверетту Хейлу Киплинг писал:
В письме, написанном и подписанном Киплингом примерно в 1895 году, говорится, что Элисон Флуд в The Guardian заимствует идеи и рассказы из Книги джунглей : «Я боюсь, что весь этот код в своих очертаниях был создан для соответствия ‘ «Необходимость дела»: хотя небольшая часть этого заимствована из (Южных) правил Эскимо о разделе добычи », — писал Киплинг в письме. «На самом деле, очень возможно, что я помогал себе беспорядочно, но в настоящее время не могу вспомнить, из чьих историй я украл».
Параметр
Киплинг в детстве жил в Индии , и действие большинства историй, очевидно, происходит там, хотя не совсем понятно, где именно. Общество Киплинга отмечает, что «Сони» ( Сони , в центральном индийском штате Мадхья-Прадеш ) упоминается несколько раз; что «холодные логова» должны быть в джунглях холмов Читторгарха ; и что первая история Маугли, «В Рухе», происходит в лесном заповеднике где-то в Северной Индии , к югу от Симлы . «Братья Маугли» были расположены на холмах Аравали в Раджастане (северо-западная Индия) в раннем рукописи, позже измененном на Сони, и Багира совершает путешествие из «Одейпура» ( Удайпур ), путешествие разумной длины в Аравалли, но далеко от Сони. . Сеони имеет тропический климат саванны с сухим и дождливым сезонами. Это более сухой, чем муссонный климат, и тропические леса не поддерживаются. Лесные парки и заповедники, которые утверждают, что связаны с этими историями, включают заповедник тигров Канха , Мадхья-Прадеш и национальный парк Пенч , недалеко от Сони. Однако Киплинг никогда не бывал в этом районе.
Редьярд Киплинг сюжет Маугли заимствовал?
Однако сегодня вскрываются некоторые, нелицеприятные факты, предоставленные британской общественностью. В мае 2013 года на аукционные торги поступило личное письмо классика, которое словно умаляет его заслуги в области литературы. Кто и почему это письмо выставил, пока не разглашается.
Эксперты признали, что послание, действительно, написано рукой Киплинга (1895 год), и в нем он обращается к некоей знакомой женщине, имя которой также пока не удалось восстановить.
Из этого письма явственно следует, что некоторую часть своих задумок он позаимствовал после прочтения эскимосских сказок и легенд. Правда, тут же Киплинг уточняет, что уже не может вспомнить, каких и для чего.
Хотя письмо написано в 1895 году, а серия рассказов о Маугли – в 1893 –1894 г.г., сомнительно, что Киплинг забыл содержание источников, взятых для своих красочных рассказов, ведь прошел всего один год!
Кроме того, непонятно, как эскимосские сказки могли способствовать формированию рассказов об Индии – совершенно другой стране по климату, культуре, животному и растительному миру?
Все это заставляет мало придавать значения найденному письму. Если Киплинг и брал какие-то детали из эскимосского фольклора, то они, скорее всего, были незначительными и несущественными.
Любители «жареных» фактов продолжают твердить, что сказка о Маугли является списанной из других источников. Цена на письмо Киплинга достигла 25 тысяч фунтов стерлингов. Видимо, нашлось немало желающих самим убедиться в литературной «несостоятельности» знаменитого автора.
