Алла Шендерова, редактор журнала «Театр»:
У меня бессонница, причем с детства. В школе я жадно пялилась на блаженно уткнувшихся носом в парту двоечников. На спящих в театре коллег смотрю с завистью — их рай для меня недостижим. Ночью я завариваю чай и всматриваюсь в чужие темные окна — спят счастливчики! В театре я заснула один раз в жизни — в Авиньоне, на очень хорошем спектакле «Процесс». Ранним утром прилетела в Женеву (в самолете не спала), потом ехала через весь Прованс на поезде — тоже ни в одном глазу. Потом пришла в пресс-центр фестиваля, получила билеты. Вошла в зал Оперного театра. Облегченно вздохнула, села, подумала: «Здравствуй, Авиньон! Наконец я пришла к тебе». И очнулась в антракте.
Олег Зинцов, заместитель главного редактора журнала «Театр»:
По мне можно сверять часы: практически на любом спектакле я засыпаю на двадцатой минуте (с учетом обычной задержки начала спектакля на двадцать минут, мой случай тоже можно назвать синдромом «семь сорок»), и следующие минут пять-десять для меня потеряны. Это почти не связано ни с качеством спектакля, ни с тем, насколько он (если совсем попросту) скучный или увлекательный. Это чистая физиология, гипоксия, недостаток в зале кислорода. Подобное действие оказывал на меня запах формалина на занятиях по анатомии в мединституте. Там все сидели за мраморным столом с препаратами (ну то есть, если опять-таки попросту, с трупом или его частями, а они хранятся в формалине), и вот я засыпал, сидя прямо напротив нашей профессорши, через стол, на расстоянии вытянутой руки. И она, помню, орала: «Зинцов, проснитесь! Что вы вообще по ночам делаете?!» После этого, видимо, никаким искусством не проберешь, и в театре я сплю как младенец. Но бывают исключения, ужасное стечение обстоятельств: хорошая вентиляция и настолько скучный спектакль, что на нем даже невозможно заснуть — вот это настоящий кошмар, хорошо, что нечастый, со мной всего пару раз такое было.
Так стоит ли идти на спектакль?
Определенно да, но будьте готовы — это смелый спектакль. «Вернувшиеся» — первая полноценная иммерсивная постановка в традиции культовой театральной команды Punchdrunk, заложившей основы мирового иммерсивного театра. Тенденция к всеобщей иммерсивности – один из самых заметных трендов современной индустрии развлечений, но, кажется, что впервые в Москве к жанру променад-театра отнеслись столь основательно и подошли так серьезно. После спектакля у зрителей остается интересное послевкусие и ощущение зачарованности всего произошедшего. В баре после представления зрители делятся с друзьями своими ощущениями, сравнивая свой опыт увиденного: воспоминания о мистическом шоу складываются в мозаику, как кусочки пазла. В таинственный особняк на Дашкове хочется вернуться: осталось слишком много неразгаданных загадок.
Премьера «Вернувшихся» вызвала большой интерес не только среди зрителей, но и у профессионального сообщества театральной Москвы. Шоу стало хедлайнером программы одного из самых престижных театральных событий столицы — фестиваля Нового европейского театра NET.
Ну и да, спектакль покажут только 50 раз, а потом увезут в США.
Что нужно сделать перед просмотром?
1. Познакомиться с пьесой Ибсена. Если вы заранее знакомы с историей и персонажами, вы сможете по-настоящему погрузиться в секреты дома, не пытаясь угнаться за сложными сюжетными линиями. Для контекста и погружения в правильную атмосферу можно посмотреть несколько фильмов Дэвида Линча и почитать про строгие нравы общества конца 19 века.
2. Взять билеты на более раннее время (зрители заходят в 3 захода). Чем раньше вы придете, тем больше времени будет на то, чтобы все исследовать. Зрители сами определяют время, которое проведут в доме на Дашковом. В стенах особняка можно задержаться всего на час, но и трех часов может оказаться недостаточно, чтобы все посмотреть. Пространство и убранство дома — вполне самодостаточный музей европейской культуры и быта конца XIX века (браво художникам Руслану Мартынову и Ивану Буту).
Разглядывать декорации отнюдь не менее увлекательно, чем следить за ходом пьесы. Правила поощряют зрительское любопытство: никто не будет против, если вы прочтете письмо, которое лежит на столе, или покопаетесь в чемодане одного из героев. Можно померить украшения фру Альвинг, можно присесть за обеденный стол к героям или понаблюдать вблизи за тем, как актриса прихорашивается и любуется собой перед зеркалом.
3. Надеть удобную обувь без каблуков — приготовьтесь много ходить, а ещё в доме не мало лестниц. Порой для того, чтобы уследить за персонажами, придется даже бегать.
4. Разделиться с друзьями и не ставить цели увидеть все. Такая стратегия позволит вам увидеть разный набор эпизодов, и, будьте уверены, так будет интереснее их сопоставить после. Обязательно останьтесь на коктейль в баре и обсудите увиденное с другими зрителями. Что касается разных зрительских стратегий, то здесь есть несколько вариантов. Можно выбрать понравившегося вам актера и следовать за ним: так вы станете свидетелем одной, зато полноценной сюжетной линии. Другая поведенческая тактика — осесть в одной из множества интересных локаций, встречая и провожая персонажей, которых сюда заносит логика сюжета. Если вы привыкли плыть против течения, то смело выбирайте путь исследователя: это отличный шанс рассмотреть весь многочисленный реквизит дома, прочитать письма, написанные каллиграфическим почерком, содержание которых дополняет реплики героев постановки, пролистать книги, которые вы найдете на своем пути. Все зависит только от ваших желаний и фантазии.
5. Не бояться остаться один на один с персонажами — так правда интереснее. Вам должно быть все время любопытно, не стоит постоянно ходить за большинством зрителей. Наблюдать за происходящим в толпе других зрителей не так интересно, как исследовать все самому. В отдаленных уголках дома таится много секретов, которые очень ждут, чтобы их раскрыли.
6. Быть открытыми. Чем больше вы обнажаете душу, тем больше вы получите в ответ.
«Вернувшиеся» — это уникальный спектакль, дающий чувство свободы и полной сопричастности к происходящему. Это смелый театр, где главное — не зрелище, а личный драматический опыт.
Ольга Шакина, свободный критик:
Заснуть в театре, в отличие от кино, практически невозможно — это все-таки непосредственное переживание. Случай театрального сна был всего один — зато выдающийся и вопиющий. Я прилетела откуда-то ночью, чуть ли не из Америки, и спала всего часа два. А вечером меня позвали на мероприятие: один из первых спектаклей известного и крайне симпатичного мне театра в новом пространстве open air — в открытом лектории института «Стрелка». Ширь и гладь, светлый летний вечер, светлое дерево — за классической темнотой театрального зала не укрыться, к тому же я была дружелюбно усажена в середину первого ряда. И прямо там, буквально на первых репликах, вырубилась начисто. Сидевший со мною друг, критик Вадим Рутковский, переживал за чувства артистов и строго пихал меня в бок — я просыпалась на секунду, а потом опять начинала безудержно клевать носом, заваливаясь вперед к сцене. Одна из участниц спектакля, автор довольно известных стихов и вообще хорошая, тактичная девушка, потом подошла ко мне и сказала: «Я видела тебя в первом ряду — ты так строго, оценивающе нам кивала».
Марина Давыдова, главный редактор журнала «Театр»:
Честно говоря, в какой-то момент я поняла, что засыпать в театре иногда спасительно, если учесть, какое количество театральной продукции не самого высокого качества мы через себя пропускаем
В шутку я говорю друзьям, что у меня появился синдром «семь сорок» — неважно, в театре я или нет, да хоть бы дома на кухне — без двадцати восемь вечера я начинаю засыпать. Но это все же шутка
А вот что я установила опытным путем: бессмысленно веселые спектакли с песнями-плясками и другими манками для зрителей оказываются для меня куда более действенным снотворным, чем «скучные», но содержательные спектакли, которые вроде бы и не пытаются никого взбадривать. Я скорее усну на премьере Театра сатиры, чем на медитативно-сложном спектакле, в котором присутствует театральная суггестия и который — вот это главное! — требует моего интеллектуального соучастия. Если со сцены мне брошен некий интеллектуальный вызов — это если не гарантия моего бодрствования, то ее залог. Зато когда мне всячески предлагают «расслабиться», я таки расслабляюсь и с удовольствием и погружаюсь в сон. Конечно, в некоторых случаях засыпаешь просто потому, что смертельно устал, особенно после перелетов, когда надо с самолета бежать на спектакль. Такие случаи сна в театре я даже не запоминаю, воспринимая их как нечто естественное. Зато я запомнила, как несколько раз не засыпала, будучи смертельно уставшей. Один раз это случилось на «Les Éphémères» Арианы Мнушкиной. Это был восьмичасовой спектакль, который мне пришлось смотреть после почти бессонной ночи. Я, собственно, с самого начала настроилась на то, чтобы в первой части хорошенько выспаться. И ни фига! Ни в одном глазу. Я к тому, что великое искусство все же побеждает физиологию.
Павел Руднев, доцент ГИТИСа:
Сон бывает. И, к сожалению, часто. Но это не стоит связывать с качеством спектакля, а только с состоянием организма. Жизни театрального критика не позавидуешь. Рабочий день начинается рано и кончается на аплодисментах, а тексты пишешь только ночью. И без выходных. А дело еще усугубляется тем, что приходится очень много летать и ездить — лично у меня три-пять командировок в месяц. Это значит, что ты постоянно находишься в различных часовых поясах и погодных условиях. Не высыпаешься за ночные перелеты в Сибирь, «съедающие ночь».
У пермского театрального критика Татьяны Тихоновец есть чудесная пословица: «Театральный критик должен научиться высыпаться и наедаться наперед». И глядишь, она может перелететь через всю страну, не спать в самолете, вечером взлететь, прилететь утром, посмотреть утренник, потом его обсудить на труппе, потом посмотреть дневной и вечерний спектакли и их тоже обсудить. Три спектакля в день, три обсуждения. Достигается упражнениями.
Виктор Рыжаков, режиссер, худрук ЦИМа:
Сон — неотъемлемая часть восприятия! Чтобы смотреть спектакль, нужно на время застыть. В юношеском возрасте я мечтал попасть на концерт в Домский собор в Риге. И вот это счастье случилось — я с большим трудом купил билет на вечер органной музыки. Сел в переполненном зале — и, как только началась музыка, куда-то провалился. Очнулся в тот момент, когда с моих колен упал зонт — с таким оглушительным звуком, что все люди посмотрели на меня. И тогда я понял, что со мной что-то происходило. Но я не спал! Это было какое-то третье состояние между сном и явью. С тех пор я утверждаю, что есть какая-то особая категория сна, особая сосредоточенность, особая концентрация. Не все спектакли дают такую возможность — на некоторых можно заснуть, потому что откровенно скучно. Мне это несвойственно, но я вижу это у других. Но может случиться и так, что в чем-то несовершенный, не вызывающий моего активного интереса спектакль провоцирует меня задуматься, и в этом состоянии — в состоянии полусна — у меня рождаются очень серьезные мысли. Я называю это продуктивный сон. Но это, опять же, проходит в каком-то особом состоянии. Еще бывает такое чисто физическое самочувствие, когда для того, чтобы внимательно смотреть спектакль, нужно привести себя в порядок и на пару минут отключиться. Как правило, я это делаю без ущерба для восприятия — я как бы растворяюсь и нахожусь в таком полуотключенном состоянии. И это очень плодотворно, как бы иронично вы к этому ни отнеслись. Я же не говорю о таком сне, когда просто пришел и задрых — зачем тогда было идти?! Но мой личный опыт по переживанию состояния сна в театре — такой.
Николай Песочинский, доцент кафедры русского театра, и. о. проректора по зарубежным связям СПбГАТИ:
Спектакль должен быть сном. Эту его природу вслед за Ницше подробно объяснили символисты, а потом сюрреалисты. Теория Максимилиана Волошина — «Театр как сновидение»: «Зритель ближе всех стоит к психологии простого физиологического сна. Он спит с открытыми глазами. Его дело в театре — не противиться возникновению видений в душе. Он должен уметь внимательно спать, талантливо видеть сны». Надо признаться, никогда в жизни сценическая реальность не заставила мою фантазию так работать, чтобы они перемешались. Остается говорить об обычном, бытовом сне в зрительном зале. А это так мучительно пытаться не заснуть! И стыдно: соседям по залу видно, иногда и артистам со сцены. Как-то после таких мучений в Нью-Йорке на «независимых» спектаклях, я спросил друга-малайца, владеющего всяческими индуистскими техниками: как побороть сон в театре? Он подумал, признался, что не знает, и пообещал выяснить у старших товарищей. И потом принес ответ. «Смотри, как Будда посылает энергию»: надо развернуть ладони вверх и прижать большие пальцы рук к средним. Ох!
В русском театре этот рецепт совершенно не действует. Я выработал свою технику. Я себя щекочу. Иногда, бывает, принимаешь решение: нет сил бороться с собой, оно того не стоит, посплю, потом полегчает. Вообще, второе (и третье, и четвертое) действие в спектакле бывает тяжелее первого. На первом подремлешь, а позднее уже никак не заснуть, и приходится смотреть непрерывно. У меня сонливость явно зависит не от моего собственного состояния, а от впечатления от спектакля. Я навсегда запомнил свои физические ощущения (правда, в кино, а не в театре), когда пошел на «Сталкера» в жутко усталом виде, после того, как мало спал ночью и устал за день. Думал: буду мучиться и ничего не восприму. Ничего подобного! Я был погружен, совершенно внимателен, возбужден фильмом. Знаю, что сон может иметь методологические причины. Мне признался театральный педагог, что засыпает, как только артисты на сцене начинают кричать (значит, не «процессуальное» существование). Вообще, есть две степени реакции на спектакли, в которые я не «попадаю»: на одних я могу подремать, это «легкая форма», но на других у меня начинает всерьез болеть голова. А надо же как-то соблюдать пункт 6 международного «Кодекса театральных критиков»: «Театральные критики должны приходить в театр в наилучшей физической и умственной форме и должны внимательно смотреть весь спектакль».
Елена Ковальская, заместитель худрука ЦИМа:
Как и большинство из нас, я засыпаю на пятнадцатой минуте после начала спектакля. Эта болезнь так и называется: «семь пятнадцать». Засыпаю, каким бы ни был спектакль и кто бы ни играл — Питер Брук или Томас Остермайер. Бывало, в пору учебы в ГИТИСе, едешь ночным поездом в Питер на «Балтийский дом» смотреть Някрошюса. Весь день на ногах — музеи, мосты, коньяк на морозе. Вечером придешь в театр, прорвешься в зал, найдешь свободное место — тут бы смотреть во все глаза, а ты засыпаешь на первых аккордах Латенаса. Просыпаешься на аплодисментах. Но для того нас в ГИТИСе и учили, чтобы справляться с синдромом «семь пятнадцать». У каждого критика свое средство. У меня — ментоловая жвачка. Если положишь в рот полпачки жвачки, с нею же надо что-то делать. Сидишь, совершаешь мускульное усилие, кровь к мозгу приливает. Через пятнадцать минут болезнь отступает. А если не отступает — приходится смиряться и смотреть спектакль, как в Японии смотрят театр ноо — в полусне, смешивая иллюзорную сценическую действительность со сновидением. Олег Лоевский называет это «смотреть спектакль всем организмом». Кто видел великого Олега Семеновича в зрительном зале, тот знает, как это выглядит. Опытный критик спит на спектакле сном младенца, но, разбуди его, он расскажет, и что увидел, и как это надо понимать.
Почему в шоу так много откровенных сцен?
В шоу действительно есть сперва шокирующие откровенные сцены (да-да, спектакль 18+). Спойлер: не пропустите оргию, которая происходит во время действия. Я пропустила, ну хотя, надо признаться, я всегда пропускаю все оргии:)
Помните, что количество увиденных откровенных сцен зависит только от вас. По словам создателей проекта, к откровенности обязывает текст оригинала — многие работы норвежца Ибсена строятся вокруг того, что читается между строк и, как правило, остается за кадром. Сцены сексуального характера не случайны: они выделяют различные моменты в истории каждого из персонажей. К примеру, чувственные сцены подчеркивают непростые жизненные пути молодого Освальда и его отца и помогают зрителю понять, почему и как сын унаследовал образ жизни отца. Так, откровенные сцены призваны продемонстрировать, как глубинные желания человека могут повлечь за собой страшные последствия для него самого.
Сексуальные элементы – своего рода провокация. Откровенные сцены воздействуют на зрителя особым психологическим образом, заставляя его забыть о том, что кажется запретным, и посмотреть на мир свежим открытым взглядом, свободным от осуждения других людей. Авторы идеи проекта хотят, чтобы все пришедшие почувствовали себя некими привидениями дома в Дашковом переулке, которые могут понаблюдать за героями в моменты их наибольшей слабости и уязвимости. Так, откровенные сексуальные сцены помогают зрителю лучше понять, что творится в душе персонажей и глубже показывают внутреннюю борьбу героев.
Интересная история произошла с тизером «Вернувшихся». По словам организаторов, российские телеканалы отказались транслировать тизер шоу на ТВ, посчитав его чересчур откровенным. Так, премьера тизера состоялась в сети в Instagramе. Впрочем, это не помешало тизеру собрать более 50 миллионов просмотров за первые сутки трансляции.
Почему Москва стала местом мировой премьеры шоу?
На самом деле, «Вернувшиеся» оказались в Москве благодаря счастливому стечению обстоятельств. Оригинальная идея поставить иммерсивный спектакль в Нью Йорке по пьесе «Привидения» знаменитого норвежца Ибсена принадлежит Виктору Карина (Journey Lab), хотя изначально речь не шла о том, чтобы делать проект в России.
Для того, чтобы подогреть интерес, подготовить американскую публику к Ибсену и сделать небольшой «тизер» будущего спектакля, в начале 2016 года участники Journey Lab Виктор Карина и Миа Занетти решили поставить в Нью-Йорке своего рода приквел будущей постановки. Спектакль вышел под именем The Alving Estate
Приквел отсылал всех пришедших к событиям, предшествующим действию классической пьесы норвежского драматурга: режиссёрам было важно показать, что лежит в основе переживаний героев и наглядно продемонстрировать, как события из прошлого влияют на настоящее. Билеты на представление были очень быстро распроданы, а реакция критиков оказалось на удивление положительной
По счастливой случайности (как минимум, для прогрессивной театральной публики Москвы) на этом спектакле оказалась нынешний креативный продюсер «Вернувшихся» Анастасия Тимофеева, которую очень впечатлило увиденное.
Идея поставить масштабный иммерсивный спектакль в Москве давно была у хореографа Мигеля, известного российской публике по популярному телепроекту «Танцы» на ТНТ. Мигель не один раз побывал на культовом иммерсивном шоу Sleep No More в Нью-Йорке и твердо решил сделать нечто подобное в Москве. Вместе с продюсером ТНТ Вячеславом Дусмухаметовым Мигель организовал встречу с молодыми участниками Journey Lab, авторами The Alving Estate, и предложил им сделать совместный иммерсивный проект в Москве. Уже весной 2016 года в российской столице началась активная работа над созданием мировой премьеры мистической пьесы «Вернувшиеся».
Что такое «иммерсивный спектакль»?
Иммерсивность (от англ. immersive — создающий эффект присутствия, погружения) — совершенно точно один из главных трендов современного искусства. Иммерсивный театр – не исключение, это своего рода закономерный итог сразу нескольких тенденций в прогрессивной режиссуре и в сфере популярного городского досуга.
Главная особенность иммерсивного спектакля — возможность создать эффект полного погружения зрителя в происходящее и вовлечь его в сюжет постановки. В любой момент участники действия могут начать прямо взаимодействовать со зрителями — актеры могут обнять вас, завязать глаза, взять за руку или отвести в другую комнату. Порой для того, чтобы вывести зрителя из зоны комфорта, достаточно просто на протяжении долгого времени смотреть ему в глаза. Отличительная черта иммерсивных постановок в том, что зрители перестают быть просто наблюдателями в зрительном зале и становятся полноправными участниками всего действия. Кстати зрительного зала в мире иммерсивного театра в традиционном смысле этого слова тоже нет, действие театра-променада развивается одновременно сразу в нескольких разных локациях.
В случае с «Вернувшимися» действие пьесы происходит в особняке начале XIX века в Дашковом переулке в центре Москвы. Команде талантливых декораторов и художников по костюмам удалось воссоздать интерьер, впитавший в себя дух времени. В доме четыре этажа и около 50 комнат, в каждой из которых разыгрывается зачаровывающее действие, сочетающее в себе энергетику прогрессивного театра, визуальную эстетику кинематографа и поражающие воображение спецэффекты.
Что лежит в основе «Вернувшихся»?
В основе шоу — пьеса норвежского драматурга Генрика Ибсена «Призраки» или «Привидения», написанная в далёком 1881 году. Долгое время пьеса была запрещена как в Европе, так и в России за свою излишнюю «натуралистичность». Впервые «Призраков» поставили на сцене лишь в 1903 году. «Привидения» — не простая пьеса, это смелая и крайне остросоциальная история о крушении этики протестантизма, а точнее о том, как за фасадом весьма идеальной жизни (на первый взгляд) скрываются душевные страдания и метания.
В доме фру Альвинг идут важные приготовления — в скором будущем должны открыть приют, построенный на деньги вдовы достопочтенного капитана Альвинга в память о нём. В честь этого вместе собираются родственники капитана и старые друзья семьи, однако мистические события и призраки, будто вернувшиеся из прошлого, трагично меняют судьбы героев пьесы. Знание сюжета — серьезный козырь в руках зрителя, заранее снимающий возможные вопросы и позволяющий соединить разрозненные эпизоды в мозаику.
Сам Ибсен говорил о том, что название пьесы стоит переводить как «Те, кто вернулся», что кстати получило отражение в русском названии шоу. Интересно, что, когда шоу уедет в США, у него будет новое название, предположительно “Give me the sun” — это одна из реплик Освальда, сына умершего капитана.
В кровати с профессором Храпоняном
Идёшь на спектакль «Трикстера» (так называется мощное творческое объединение Вячеслава Игнатова и Марии Литвиновой), самоуверенно считая, что уже видел всё и подустал от экспериментов. Но уговариваешь детей, а дети-то не хотят! Они хотят в телефон, в ютюб, в кинотеатр 3D, в наушники – короче, куда-то внутрь виртуала.
А театр-то – это всегда жёсткий реал, и ему всё труднее конкурировать с графикой, эффектами, сюжетами, динамикой, цветом и светом мониторов…
Жизнь сдаётся. Действительность не может отвлечь и развлечь. И чтобы в неё вернуться, нынешним детям нужно усилие. А если ты ведёшь их в театр (на концерт, лекцию), а им там не нравится – они считают, что усилие было напрасным. И в следующий раз уже не соглашаются.
Но если сказать: «Помните «Щелкунчика в стиле стимпанк»? А «Сказки Роботов о настоящем человеке»? Маша и Слава новое поставили! Идём?» – то потом мы всегда идём. Идём в Театр. Идём с предчувствием того, что сейчас реал точно порадует, что интересная жизнь и настоящее искусство забурлят и заискрятся рядом, прямо перед глазами.
И всё-таки к такому спектаклю, как «Школа сна» в Центре драматургии и режиссуры, не были готовы даже мы – опытные зрители «Трикстера».
Это именно тот театр, который способен конкурировать с новыми технологиями. Для начала: он интерактивный. И взрослая, и детская аудитории втягиваются в диалог прямо у той самой вешалки Станиславского — сначала настороженно, с удивлением, потом с восторгом.
И уже до конца спектакля взаимодействие актёров (текста, музыки, декораций) и зрителей не прерывается.
Совсем-совсем не похоже на классический формат, когда зрители сидят в зале, а до них со сцены что-то многозначительно доносят. Ни зала, ни сцены на этот раз нет в принципе. Вместо этого – что бы вы думали? Одна большая общая кровать. И когда вы в неё… эээ ложитесь, вы уже давно в ночнушке и готовы делать что угодно – смотреть, слушать, смеяться, бегать по кругу и, конечно же, спать. Это же «Школа сна»!
Каким-то образом в одном действе удалось совместить веселье, игру, дурачество, литературу и жестокий стёб над двумя остросовременными явлениями. Во-первых, это недосып как стиль жизни, при котором активности – работа, дорога, культурная жизнь – поглощают время, и спать просто некогда. И во-вторых, тотальная мода на семинары и тренинги, где теперь обучают всему, от минета до технологий продаж. Уловить и объединить такое в одной детской пьесе – это блестяще.
Говорят, легко воспринимается то, что легко пишется. От спектакля остаётся ощущение свежести, его создали молодые, талантливые, очень энергичные выдумщики, которым было легко и весело нанизывать свои придумки на канву повествования! Они щедро разбросали по тексту смешинки и с удовольствием порезвились на тему сна и сонных наук. Чего стоит «дрёматургия», «СНОбелевская премия», «СОНце», «засыпательный полигон», «овцесчитательная машина»… Прелесть!
И как всегда у «Трикстеров» – весь сюжет и вся круговерть с засыпанием, включая метание подушек («время разбрасывать подушки и время собирать их»), подытоживается весьма серьёзной мыслью, которую ещё не понимают самые маленькие, но запоминают те, кто постарше. «Не проспите свою жизнь!» – кричит профессор Храпонян, удаляясь в туман. (Сергей Мелконян, исполняющий главную роль – просто огонь.)
И все-таки я не знаю, как они это делают – Слава и Маша… Творят театр буквально из воздуха, из современности, из вечного и модного, из слов и музыки, литературы и легенд, подручных материалов и чего-то, что не потрогать руками. Это на острие сегодняшнего дня, на кончике языка, на слуху, в воздухе, фантазии, в памяти и только смутном предчувствии. Приходишь, а оно уже всё выражено языком театра…
Такой вот замес, а театр детский, представляете? Ну, условно. Потому что самое лучшее детское – всегда по-взрослому умно. А у Маши и Славы будто связь с космосом и открытый доступ к антеннам где-то в детских головах и «детскому месту» в каждом из взрослых.
Опубликовано Сентябрь 28, 2017 By Diana Категории: Дети Теги:веселье, дети, досуг, игра, литература, ребенок, театр, Трикстер
ВИЗУАЛЬНОЕ ПИРШЕСТВО
Зрелищные, насыщенные постановки. Театральный опыт, который может дать фору любому масштабному эстрадному шоу.
«Сон в летнюю ночь»
Мастерская Петра Фоменко.
Красивая шекспировская сказка про эльфов, волшебные сны и любовь. В порывах юной страсти герои взлетают над сценой на канатах-лонжах, а чуть в отдалении парит небольшой оркестр — музыканты в двухэтажных светящихся кринолинах.
«Сказки Пушкина»
Театр Наций.
Единственный в Москве спектакль американского мэтра Роберта Уилсона, похожий на альбом с ожившими иллюстрациями-гиперссылками. На фоне монохромного задника всех оттенков серого проносятся герои в ошеломляющих нарядах, разработанных под влиянием Билибина и Врубеля, советского агитпропа и авангарда. Спектакль создан на стыке драматического театра и современного искусства, кинематографа и пантомимы, цирка и современного танца. А в одном из составов поэта-рассказчика играет Евгений Миронов.
«Гамлет | Коллаж»
Театр Наций.
Единственный в Москве спектакль самого Робера Лепажа. Ощущение чуда вызывают прежде всего сложнейшие декорации: над сценой вращается куб. Его стенки с грохотом открываются и закрываются, а главный герой спускается на «сцену» на тросах. Евгений Миронов в одиночку перевоплощается сразу в семь шекспировских персонажей: Гамлета, Гертруду, Горацио, Клавдия, Офелию, Призрака и Полония.
Также в Театре Наций обратите внимание на сочный «Цирк» с Ингеборгой Дапкунайте.
«Женитьба Фигаро»
Театр им. А.С. Пушкина.
Лучезарный спектакль о хитроватом Фигаро в исполнении певца Сергея Лазарева. Вас ждут костюмы в стиле рококо, фантастический свет и уходящая в глубину сцены «мраморная» лестница, которую украшают статуи в человеческий рост.
«Буря»
Et cetera.
Режиссер Роберт Стуруа вместе со своими преданными соавторами, художником Георгием Алекси-Месхишвили и композитором Гией Канчели, создал завораживающий мир, которым правит волшебник Просперо (Александр Калягин). Сцену захлестывают волны, героев поднимают тросы-лонжи, а стихии беснуются на расстоянии вытянутой руки от зрителя.
«Демон. Вид сверху»
Школа драматического искусства.
Ошеломляющий спектакль режиссера-художника Дмитрия Крымова. Его артисты на протяжении всего действия не произносят ни слова. Они рисуют на огромных листах ватмана, собирают демона из спущенных с колосников тряпок, а заодно — Икара и «Подсолнухи» Ван Гога. Услышите вы и голос самого Льва Толстого, обращающегося с предостережением.
«Аквитанская львица»
Ленком.
Бенефисная драма с мощным замесом из дворцовых интриг и страстей на разрыв аорты. Главная героиня — легендарная интриганка Алиенора Аквитанская в мощном исполнении Инны Чуриковой. Ну и, конечно, важен антураж. Сегодня увидеть на столичной сцене исторические аксессуары вроде мечей, кубков и платьев, украшенных драгоценными камнями, — большая редкость.
«Гипнос»
Театр «Практика».
Странный спектакль-импровизация, выдвинутый на «Золотую маску» сразу в четырех номинациях. Артисты мастерской Олега Кудряшова устраивают самое настоящее шоу с инфернальным посылом — поют, читают стихи, дерутся и обливаются кофе. А еще танцуют под музыку Василия Миролюбова. Все фантастически красиво и эффектно. Сложно поверить, что такое зрелищное действие разворачивается на скромной по габаритам сцене «Практики».
В малом зале Театра «Практика» вас может заинтересовать «Черное море» — спектакль визуально скромный, но зато с сильной метафоричной зрелищностью и красотой.
Алена Карась, «Российская газета»:
Сон в театре — сюжет не для профана, это святая святых тайного критического знания. Я не помню, когда начала спать на спектаклях. Вижу себя на гастролях МДТ с «Бесами» (играли на «Таганке») спящей в глубине партера — между реальностью и тайной. С наслаждением сплю в подвале у Клима, на его бесконечных спектаклях начала 90-х. Сплю на японском ноо и голландском «Гамлете», сплю на «Персифоне» Боба Уилсона и «Гвоздиках» Пины Бауш. Сплю, открывая глаза и не понимая, в какой части пространства и времени я нахожусь. Глаза открыты, но то, что было секунду назад, сознание не зафиксировало. Испугалось? Не захотело? Завсегдатаи театра, но устраивают специальные дискуссии на тему — кто, где, как и почему спал во время многочасового представления и какие именно видел сны. Это вершина зрительского искусства! А на какой-то бессмысленной ерунде порой хотела бы, но никак не заснуть. Что за тайна в этом сне? Мне говорят — физиология. Да нет — во-первых, естественное право человека на акклиматизацию при переселении в другой мир. Мне почти всегда нужно 15–20 минут в первом акте, чтобы принять ту, в сущности, противоестественную реальность, которая зовется театральным спектаклем. Благодаря сну самые волшебные события становятся еще волшебней, а самые ужасные — ужасней. Сон расширяет пространство сотворчества, ты точно плывешь вместе с художником в его мареве, погружаешься в его (свои? параллельные?) пространства. Сон дает свободу быть здесь и не здесь, переноситься из материального мира театра в мир метафизический и бесплотный, в мир эйдосов и теней Аида. Собственно, туда, откуда он вышел и где должен пребывать во веки веков.
ДЛЯ ВСЕЙ СЕМЬИ
Спектакли, на которые можно брать с собой детей и ни разу не пожалеть, что смотрите действие вместе с ними.
«Черная курица»
РАМТ.
Захватывающая волшебная сказка о школьнике Алеше, пропагандирующая вечные ценности — скромность, трудолюбие, любовь к правде и презрение к предательству. Вас ждет взвешенная режиссура Екатерины Половцевой и сильные актерские работы.
«Школа сна»
Центр драматургии и режиссуры.
Чудесный спектакль-семинар, на котором зрителям раздают подушки и учат спать правильно. А также зевать и храпеть «как надо». Весело, обаятельно и очень затейливо.
«Своими словами. А. Пушкин «Евгений Онегин»»
Школа драматического искусства.
Притворяясь чехом, финном, француженкой и русской, крымовские артисты феерично пересказывают «энциклопедию русской жизни». Произошедшее с Онегиным называют «эффектом позднего оборачивания». Много и остроумно шутят, раздают конфеты. Даже если дети поймут в этом спектакле не все (например, почему Пушкин был тяжелый и грустный человек, а смерть всегда идет рука об руку с любовью), они зададут родителям много правильных и важных вопросов.
Вас также может заинтересовать крымовский пересказ «своими» словами «Мертвых душ» Н. В. Гоголя.
«Золушка»
Театр «Практика».
Идеальная антисказка француза Жоэля Помра, который исключил хеппи-энд и перенес действие в современные реалии. Новая Золушка (фантастическая игра Надежды Лумповой) — девочка по прозвищу Зола. Она драит унитазы и убирает квартиру ненавистных родственников. В принцев не верит, зато умеет с ними дружить. В спектакле много смешного и близкого каждому. Это история об озлобленном подростке, не желающем взрослеть, рассказанная без морализаторства и слащавой концовки.
Есть в Театре «Практика» спектакли и для совсем маленьких — «Ежик и медвежонок» и «Слон Хортон» с участием Алисы Гребенщиковой.
«Принцесса цирка»
Театр мюзикла.
Каноническая оперетта со множеством отлично сделанных цирковых номеров, бессмертная музыка Имре Кальмана и захватывающий, понятный сюжет о любви (девочки-дочки оценят обязательно) . Над постановкой работал один из создателей канадского цирка «7 пальцев» Себастьян Солдевилья, так что никакого нафталина.
В Театре мюзикла вам также может прийтись по душе прочтение «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского в одиозной режиссуре А. С. Кончаловского.
